Russian Academy of Sciences The Institute of Russian History, St. Petersburg branch Trade Union Federation of St. Petersburg and Region of St. Petersburg
Скачать 32.97 Mb.
|
* * * Четвертый раздел (док. № 104-133) охватывает заключительный период правления Г.Е.Зиновьева в Петрограде, переименованном по его инициативе в январе 1924 г. в Ленинград. 1922-1925 гг. были временем расцвета НЭПа и восстановления питерской промышленности после восьми лет войн и революции. С января 1922 г. граждане обрели право свободного проезда по РСФСР, и в Петроград хлынули демобилизованные из армии и эвакуированные рабочие, пускались законсервированные предприятия. Если в январе 1923 г. в Петрограде насчитывалось 85,8 тыс. рабочих, то уже к январю 1926 г. численность фабрично-заводских рабочих более чем удвоилась и достигла 196,4 тыс. К этому времени ленинградские рабочие составляли примерно десятую часть всех рабочих СССР. Выпуск ими продукции в 1923/24 хозяйственном году составил 28% от уровня 1913 г., а в 1925/26 дал прирост на 31,4%, и удельный вес промышленной продукции Ленинграда в промышленности СССР составил 11,2% .49 В Петроград е-Ленинграде, более пролетарском, чем Москва, НЭП развивался медленнее, сказывался тормозящий контроль Г.Е.Зиновье ва. После кончины Ленина вместе с Л.Б.Каменевым и И.В.Сталиным он вошел в руководящий триумвират и тщеславно предполагал играть в нем ведущую роль. Питерская частная промышленность даже в пик своего развития в начале 1926 г. вобрала в себя лишь 2,3% ленинградских рабочих. Частные арендаторы предприятий, нередко их бывшие владельцы, препятствовали вмешательству коммунистов и профсоюзов в дела производства и сумели повысить его эффективность. Рабочие получали у них на 15-20% больше, чем на государственных предприятиях.50 Жизнь рабочих становилась немного сытнее, чем в Гражданскую войну, и главными материальными причинами недовольства являлись снижение реальной заработной платы, которое продолжалось до лета 1924 г., и задержки ее выдачи (док. № 105,107,108, 116 и др.), необоснованный отказ полностью оплатить проделанную работу (док. № 106, 114 и др.), выдача большей части зарплаты облигациями государственных займов (док. № 109). «Новый курс» в профдвижении, взятый в начале 1922 г., вернул отраслевым профсоюзам право самим определять свою внутреннюю структуру, а губернским советам профсоюзов — санкционировать забастовки, и восстановил добровольное членство. Восемь месяцев спустя М.П.Томский на V Всероссийском съезде профсоюзов (сентябрь 1922 г.) признал необоснованность опасений, что профдвижение «встанет на путь "независимства" или ударится в оппортунизм цеховщины, увлекшись исключительно вопросом защиты интересов своих членов, войдет в столкновение с Советской властью и примет форму стач-кизма».51 В поисках справедливости рабочие редко находили опору в профсоюзах и прибегали в основном к несанкционированным забастовкам. Годом массовых забастовок стал 1922 г. За пять месяцев на государственных предприятиях Петрограда было зарегистрировано около 100 стачек с участием до 30 тыс. рабочих. Пик пришелся на лето, когда власти устроили в Москве показательный процесс над 12 членами ЦК и 10 активистами партии эсеров. Требования забастовщиков в большинстве случаев были удовлетворены полностью или частично, и забастовочная волна резко спала. В Петрограде-Ленинграде было официально зарегистрировано в 1923 — 17, в 1924 — 14, в 1925 — 4 забастовки.52 В отчете ВЦСПС VI съезду профсоюзов (1924 г.) утверждалось, что причина забастовок не «антагонизм классовых интересов», а «вспышки недовольства бюрократическим отношением к элементарным требованиям рабочих» (в 1923 г. в СССР 70% забастовщиков протестовали против задержки выплат заработной платы). ВЦСПС указывал: «Стачка, как постоянный метод борьбы на частных предприятиях, не может считаться целесообразным», а «на госпредприятиях в советской стране стачка как нормальный метод разрешения конфликтов не применима».53 Политические настроения рабочих находились под пристальным надзором партийных органов (док. № 107, 108, 125, 127-130, 133) и органов ВЧК-ГПУ (док. № 104, 132). Чекисты через сеть своих агентов выясняли причины недовольства рабочих, но были бессильны предотвратить забастовки. 26 января 1923 г. руководство ГПУ запретило включать в Госсводки сведения о забастовках, предписало сообщать о них телеграфом в Информотдел ГПУ и обязало органы Политконтроля (негласной цензуры переписки) вскрывать и просматривать всю корреспонденцию, идущую в адрес фабзавкомов, профсоюзов, рабочих клубов и других рабочих организаций, а при обнаружении «контрреволюционных вложений» изучать пути прохождения этой корреспонденции и ее внешние признаки (почерк, порядок наклейки почтовых марок, форму конвертов и т.д.) для использования этих данных в дальнейшей работе.54 Таким образом, в борьбе с рабочим движением ГПУ использовало те же методы, что и царская охранка. Декретом от 20 июня 1923 г. «трудовые книжки» были заменены удостоверениями личности, но уже декретом от 28 апреля 1925 г. для рабочих и других горожан был введен новый инструмент надзора и политического преследования — «прописка».55 Идея диктатуры пролетариата подразумевала, что фабрично-заводские рабочие возглавят всех трудящихся в создании социализма. Однако на деле вожди большевиков, большинство которых рабочими никогда не были, под завесой коммунистической фразеологии установили диктатуру своей партийной бюрократии. Этот новый привилегированный класс стал хозяином всех производительных сил, материальных и социальных благ. Наиболее развитые рабочие понимали, что происходит. Парторг «Красного путиловца» А.И.Александров 25 сентября 1925 г. сообщал партруководству Ленинграда, что рабочие-пути-ловцы в частных разговорах высказывают мнение: «В СССР не диктатура пролетариата, а диктатура над пролетариатом» (док. № 133). ★ * * Заключительный, пятый раздел (док. № 134-155) охватывает время со смещения в начале 1926 г. Г.Е.Зиновьева, проигравшего в борьбе за власть в Кремле, до конца 1929 г., «года великого перелома», по определению И.В.Сталина, установившего в стране свою личную диктатуру. Обвиняя Н.И.Бухарина и других правых коммунистов в ревизии ленинизма, в «подсахаривании» НЭПа и желании его расширить, и выступая против их союзника генсека ВКП(б) И.В.Сталина, Г.Е.Зиновьев рассчитывал на поддержку ленинградских рабочих, но они воспользовались борьбой партийных кланов за власть для выдвижения собственных, частных требований (док. № 135). В 1926 г. известны 37 забастовок ленинградских рабочих, в основном с требованием повысить зарплату. Завоевать и возглавить Ленинградскую организацию ВКП(б) Сталин послал своего выдвиженца С.М.Кирова, которому зиновьевцы дали прозвище «сталинский денщик».56В письмах в январе 1926 г. своему другу Г.К.Орджоникидзе С.М.Киров сообщал: «Как и следовало ожидать, встретили здесь не особенно гостеприимно. Особенно потому, что мы сразу пошли по большим заводам и начали опрокидывать коллекти вы», «Выборгский район, Петроградский, Городской, Володарский — сплошь с нами. Осталось несколько маленьких заводов. Московско-Нарв-ский — в большинстве наш. Путилов — пока нет. Здесь все приходится брать с боя». На «Треугольнике», по словам Кирова, «временами в отдельных частях собрания дело доходило до настоящего мордобоя!».57 Тяжело дались Кирову собрания на «Большевике» (бывшем Обухов-ском заводе), заводе им. Егорова. Среди приехавших ему помочь сторонников Сталина наибольшим успехом пользовался Н.И.Бухарин, определивший зиновьевские методы управления как «смесь фельдфе-бельства с демагогией».58 Антисталинская левая оппозиция в ВКП(б) выставила лозунги «Назад к Ленину!», «За подлинную рабочую демократию!» и требовала усилить участие рабочих в управлении производством, уничтожить «знаменитый треугольник — единый фронт директора фабрики, председателя завкома и секретаря ячейки против рабочих, чтобы профсоюзы стали действительными органами защиты рабочих».59 Эти призывы отражали реальное положение дел, но исходили от тех, чьими руками оно было создано, и не встретили широкой поддержки ленинградских рабочих. Каждый из борющихся за власть кланов партийно-государственной бюрократии, желая обеспечить свое политическое и экономическое господство, убеждал рабочих, что именно он воплощает интересы трудящихся. С.М.Киров, чтобы расположить к себе рабочих, стал на партучет в механическом цехе «Красного путиловца», платил там членские взносы, регулярно отчитывался на партсобраниях. Его частое появление на предприятиях, беседы с рабочими, его внешняя доброжелательность в отличие от обычно угрюмого Зиновьева вызывали у многих рабочих симпатию. В годы продолжающегося восстановления промышленности численность ленинградских фабрично-заводских рабочих росла с ускорением: январь 1926 г. — 196,5 тыс., январь 1928 г. — 229,9 тыс., январь 1929 г. — 257,5 тыс., к началу 1930 г. — 285,5 тыс. человек. Однако безработица сохранялась: на 1 октября 1925 г. — 64,9 тыс., на 1 октября 1926 г. — 167,9 тыс., на 1 апреля 1927 г. — 186 тыс., на 1 октября 1928 г. — 153,4 тыс. безработных. В основном это были «лишние руки» из сельского хозяйства.60 Омолаживались кадры всех отраслей промышленности. Ведущая электротехническая отрасль к концу 1929 г. поднялась до уровня 1913 г. Однако уровень жизни самих рабочих оставался ниже мирного дореволюционного времени. Перед выборами 1927 г. в Ленсовет рабочие заявляли агитаторам: «У нас и на 10-й годовщине Октябрьской революции не понижается рост нищенства и огромные миллионы почти что не имеют средств к существованию», «Мы, рабочие, добивались свободы, а вместо свободы добились крепостного права — работаем до поту, а получаем фигу», «Так рабочего притеснили, что хуже царского режима». Рабочие спрашивали: «Скоро ли Советская власть уничтожит классовую разницу, выражающуюся в привилегии коммунистов над беспартийными?» (док. № 139). Низкая эффективность советской экономики и перспектива новых социальных взрывов подталкивали высшую партийно-государственную бюрократию к свертыванию НЭПа и возвращению к более привычным для нее административно-командным методам управления. Путем повышения налогов число частных промышленных предприятий Ленинграда с 1926 г. к середине 1929 г. было сокращено с 92 до 16.61 По данным ВЦСПС о стоимости бюджетных наборов в крупнейших городах, Ленинград оставался самым дорогим городом СССР, хотя, как и Москва, особо выделялся в системе снабжения. Товарный голод и кризис хлебозаготовок привели к возрождению карточной системы. Ленинградский Совет в ноябре 1928 г. первым в СССР вновь ввел хлебные карточки и с 15 января 1929 г. установил двойные цены на хлеб: для приезжих в 2-3 раза дороже, чем для ленинградцев. В день на едока выдавалось по кооперативной книжке не более 1,2 кг, а без нее по повышенной цене не более 2 кг ситного и 0,5 кг ржаного. «Ленинградский опыт» был распространен на все потребляющие и часть производящих регионов РСФСР, а предельный размер хлебного пайка снижен в Ленинграде и Москве до 900 г печеного хлеба в день для рабочих и служащих фабрично-заводских предприятий и по 500 г для прочих (в остальных городах соответственно 600 и 300 г). В октябре 1929 г. карточная система распространилась на крупу, мясо, сельдь, сахар, масло, яйца, и в начале 1930 г. нормы снабжения были вновь сокращены.62 Закреплялось привилегированное положение Москвы и Ленинграда, а в них партийно-государственной номенклатуры по сравнению с рабочими и промышленных рабочих — с прочими трудящимися. Даже в Ленинграде продаваемых по карточкам продуктов было недостаточно для скромного нормального питания, и рабочий вынужден был прикупать их по завышенным ценам. Этот новый виток карточной системы продолжался до 1935 г. Рост цен заметно обгонял рост зарплаты трудящихся. Повышение норм выработки в ходе «тарифной реформы» на деле означал снижение реального заработка. В Выборгском райкоме ВКП(б) в 1928 г. отмечалось: «Следствием ухудшившихся настроений является резко критическое отношение рабочих в первую очередь к хозяйственным органам, профсоюзам, кооперативам [...], сопровождающееся явлениями пессимизма, пассивного протеста, выражающегося в неявке на собрания, в игнорировании рабочих организаций, а местами и активного — в форме итальянок».63 В тот год бастовало около 20 предприятий («Большевик», Балтийский завод, им. К.Маркса, им. Егорова, текстильные фабрики и др.) (док. № 142, 143 и др.). Забастовки подавлялись путем репрессий. Во время забастовки на пря-дильно-ткацкой фабрике им. Ногина 11 апреля 1928 г., на одиннадцатый год «диктатуры пролетариата», работницы восклицали: «Когда же будет улучшение рабочим, наши дети дохнут с голоду».64 27 октября 1928 г. органы ОГПУ били тревогу, предупреждая ленинградское руководство: «Считаем необходимым подчеркнуть, что настроение рабочих в данный момент требует к себе пристального внимания».65 В 1928 г. партийная бюрократия начала списывать свои провалы на «вредителей», натравливать рабочих на инженерно-технический персонал и представителей бывших привилегированных классов. Шло соз- нательное нагнетание подозрительности и страха. В 1929 г. власти приступили к массовым арестам («дело Балтийского завода»). На собрании профсоюзного актива Ленинграда 4 ноября 1929 г. секретарь ВЦСПС Г.Д.Вейнберг утверждал: «Мы выгнали фабрикантов помещиков, часть их эмигрировала, но часть осталась. Немалая часть этой публики осела на фабриках и заводах, и это чувствуется. Мне рассказывали в Обл-профсовете, что мы имеем даже факты порчи механизмов и агрегатов, бросания гаек и кусков металла в машины; представители этой части, тонко подделываясь под рабочих, пролезают на выборные должности, пролезают делегатами на съезды и конференции и тут представительствуют от имени пролетариата, и представительствуют так, что выступают против политики партии и Советской власти, стараются дискредитировать нас на каждом шагу, ведут свою работу, и было бы странно, если бы в момент обостренной классовой борьбы эта публика не работала».66 По мере развертывания репрессий и нагнетания страха открытые выступления рабочих становились все реже. Свое отношение к происходящему и свой протест они выражали в анонимных письмах в Кремль, в ЦК ВКП(б) и лично Сталину (док. № 145, 154). Под прикрытием марксистской фразеологии сталинское самодержавие сделало то, что не сумело царское — в середине тридцатых годов независимое рабочее движение в Ленинграде, как и во всей стране, было надолго подавлено. ★ ★ ★ Документы сборника публикуются согласно правилам научного издания исторических источников. Восстановленные слова заключены в квадратные скобки. Пунктуация дана согласно требованиям современной орфографии. Каждый документ имеет порядковый номер, редакционный заголовок, дату написания и легенду, в которой указаны место хранения (название архива, номера фонда, описи, дела, листов), вид (подлинник, отпуск, копия), способ воспроизведения (рукопись, машинопись, типографский экземпляр и т.д.), особенности (наличие бланка, печатей, штампов, резолюций, помет). Текст документов воспроизводится, как правило, полностью. Исключение составили некоторые очень пространные документы, в которых лишь часть информации имеет отношение к теме сборника. Они публикуются в сокращении, что отражено в редакционном заголовке и в комментариях, сообщающих, какие именно вопросы опущены. Научно-справочный аппарат состоит из комментариев и указателей. Для удобства использования сборника даны два указателя: имен; промышленных предприятий, учреждений, организаций, съездов, конференций, воинских частей. Для удобства читателя комментарии размещены непосредственно после текста публикуемого документа. При комментировании использованы архивные материалы, периодические издания, мемуары, работы отечественных и зарубежных историков. Комментарии составлены 24 В.Ю.Черняевым при участии Н.Б.Лебедевой и М.В.Шкаровского. Именной и предметный указатели составил В.Ю.Черняев. ★ ★ ★ Редакционный совет сборника документов выражает глубокую благодарность Нине Борисовне Лебедевой и Михаилу Витальевичу Шка-ровскому, которыми выявлено большинство документов, включенных в сборник, а также Татьяне Сергеевне Федоровой, Наталье Федоровне Никольцевой и Елене Алексеевне Сунцовой. Их бескорыстный, кропотливый и плодотворный труд сделал возможным подготовку этого сборника. Особую благодарность составители и редакционный совет выражают Евгению Ивановичу Макарову. Эта книга вряд ли бы увидела свет без поддержки Федерации профсоюзов С.-Петербурга и Ленинградской области во главе с ее председателем Е.И.Макаровым. Понимая важность изучения опыта независимого рабочего движения и воссоздания его объективной истории, прежде всего путем публикации исторических документов с научным комментарием, Федерация профсоюзов оказала финансовую поддержку при копировании и перепечатке архивных документов, а затем в издании этой книги. Составители и редакционный совет сборника документов надеются, что его читатели смогут получить настоящее представление об уровне сознания, политическом облике и роли рабочих Петрограда — Ленинграда, об их совместной с интеллигенцией борьбе за социальную справедливость, политические и гражданские права. В.Ю.Черняев 1 Национализация промышленности и организация социалистического производства в Петрограде (1917-1920 гг.). Документы и материалы / Сост. М.В.Киселева, А.Я.Старикова. Л., 1958. Т. 1; 1960. Т. 2; Коммунисты Ленинграда в борьбе за выполнение решений партии по индустриализации страны (1926-1929 гг.). Сб. документов и материалов / Сост. А.В.Кузнецов, В.И.Никифорова, Л.С.Чиликина. Л., 1960; Социалистическое соревнование на предприятиях Ленинграда в годы первой пятилетки (1928-1932 гг.). Сб. документов и материалов / Сост. А.Е.Белинская, С.А.Богуславская, А.С.Дубин, О.В.Пруссак, В.И.Старцев. Л., 1961 и др. 2Вардин Ил. Революция и меньшевизм. М.; Л., 1925. С. 142. О И.В.Мге-ладзе (Вардине) см. док. 23, коммент. 6. 3 Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Кн. 1, 2; Подболотов П. А, Спирин Л. М. Крах меньшевизма в Советской России. Л., 1988; и др. 4 Дан Ф. И. Два года скитаний. Берлин, 1921; Аронсон Григорий. Россия в эпоху революции. Исторические этюды и мемуары. Н.-Й., 1966; Гарей П. А. Профессиональные союзы в России в первые годы революции (1917-1921). Н.-Й., 1981; Garvi Peter. Zapiski sotsial demokrata (1906-1921)// Russian Archival Series. № 1. Russian Institute Columbia University / Ed. Leopold Haimson. Newtonville, 1982; The Making of Three Russian Revolutionaries: Voices from the Menshevik past / Eds. Leopold Haimson, Ziva Galili, Richard Wortman. Cambridge; Paris, 1987; Меньшевики: Б.Сапир, Ю.Денике, Б.Ни-колаевский, Л.Ланде, Д.Далин, Е.Ананьин, Р.Абрамович / Сост. Ю.Г.Фель-штинский. Бенсон, 1988; Меньшевики после Октябрьской революции. Сборник статей и воспоминаний Б. Николаевского, С.Волина, Г.Аронсона / Редактор-составитель Ю.Г.Фелыптинский. Бенсон, 1990 и др. 5 Haimson L. The Mensheviks: from the Revolution of 1917 to the Second World War. Chicago, 1963; Rosenberg W. G. Russian Labor and Bolshevik Power after October//Slavic Review. 1985. № 2. P. 213-238, 251-256; Smith S. A. Red Petrograd: Revolution in the Factories 1917-1918. Cambridge, 1983; Mandel D. Petrograd Workers and the Soviet Seisure of Power. N.Y., 1984 etc. 6 Яковлева К. Забастовки фабрично-заводских рабочих г. Петрограда за первую четверть 1919 г.//Материалы по статистике труда. Пг., 1919. Вып. 5. С. 53-54; Наемный труд в России и на Западе за 1913-1925 гг. М., 1927. 4.1. Наемный труд в России. С. 149-158 и др. 7См.: А.М.Горький и создание истории фабрик и заводов. Сб. документов и материалов в помощь работающим над историей фабрик и заводов СССР. М., 1959. С. 38, 42, 56; Журавлев СВ. Феномен «Истории фабрик и заводов: горьковское начинание в контексте эпохи 1930-х годов». М., 1997. 8 «Красный Треугольник» на путях Октября. Из истории рабочего движения на заводе. Л., 1927. С. 21; Стрельцова А. Л. «Красный Треугольник». Л., 1978. С. 67-68. 9 Шкаратан О. И. Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР (историко-социологическое исследование). М., 1970. С. 256. 10История фабрики «Скороход». Л., 1969. С. 247, 299. 11 Шкаратан О. И. Проблемы социальной структуры... С. 261. 12 Заметные шаги в этом направлении сделаны в работах: Иглицкии А. А., Раихцаум А. Л. Из истории забастовочного рабочего движения в России (1919-1925 гг.)//Новые движения трудящихся: опыт России и других стран СНГ. М., 1992. ч. 1. С. 127-135; Носач В. #., Лосев С. А. В тисках левого радикализма. Профсоюзы Петрограда в условиях «военного коммунизма» (июль 1918-1920 гг.). СПб., 1995. Кирьянов Ю. И. Стачки и трудовые конфликты в Советской России в 20-е гг.//Россия XXI. 1997. № 9-10. С. 80-104; Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России. Власть и массы. М., 1997; Яров С. В. Горожанин как политик. Революция и военный коммунизм глазами петроградцев 1917-1921 гг. СПб., 1997; Яров С. В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградцев. СПб., 1999. 13 См. публикации документов ЦА ФСБ в кн.: Литвин А. Л. Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. Казань, 1995; Левые эсеры и ВЧК. Сб. документов / Сост. В.К.Виноградов, А.А.Зданович, В.И.Крылов, А.Л.Литвин, В.Н.Сафонов. Казань, 1996; Меньшевики в советской России. Сб. документов / Сост. В.К.Виноградов, В.И.Крылов, А.Л.Литвин, Я.Ф.По-гоний, В.Н.Сафонов. Казань, 1998. 14Иглицкии А. А., Раихцаум А. Л. Из истории... С. 129. 15Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России... С. 158. 16 Бюллетень Всероссийского союза защиты Учредительного собрания. 1917, 20 декабря, № 2; 22 декабря, № 4. 17 Там же. 1918, 6 января, № 14. 18 Томский М. П. Итоги проведения новой союзной политики и очеред ные задачи профдвижения//Стенографический отчет Пятого Всероссийского съезда профессиональных союзов. М., 1922. С. 107, 110. 19 Две речи т. Г.Зиновьева на чрезвычайных собраниях Петроградского Совета 18 и 29 мая. Пг., 1918. С. 3-4. 20 Струмилин Ст. Общий обзор Северной области //Материалы по статистике труда Северной области. Пг., 1918. Вып. 1 С. 18-19. Струмилин (наст, фамилия Струмилло-Петрашкевич) Станислав Густавович (1877-1974), экономист, статистик. Участник Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в 1906-1920 гг. меньшевик, с 1923 г. большевик, ответственный работник Госплана СССР, пла-новщик пятилеток. С 1931 г. академик. Лауреат Сталинской и Ленинской премий. 21 Аронсон Г. Россия в эпоху революции. С. 189. Аронсон Григории Яковлевич (1887-1968), большевик, затем правый меньшевик-бундовец. В 1917 г. председатель Витебского Совета. В 1922 г. выслан за рубеж, где как член ЦК Бунда кооптирован в состав Заграничной делегации РСДРП (руководящего органа меньшевиков в эмиграции) до 1951 г. 22 Цубинский И. Бюджеты Петроградских рабочих в мае 1918 г.//Материалы по статистике труда Северной области. Вып. 1 С. 20. 23Струмилин Ст. Общий обзор Северной области... С, 19. 24Литвин А. Л. Красный и белый террор в России... С. 63. 25 Струмилин С. Г. Заработная плата и производительность труда в русской промышленности в 1913-1922 гг. М., 1923. С. 39-40, 74-76; Берг Л. С. Брачность, рождаемость и смертность в Ленинграде за последние годы // Природа. 1924. № 7-12. Стлб. 107; Геронимус А. Разгром Юденича. М.; Л., 1929. С. 43; Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 142-143. 26Трудовые конфликты в Советской России... С. 273. 27 Рыков А. И. Избр. произведения. М., 1990. С. 108. 28Иглицкий А. А., Райхцаум А. Л. Из истории... С. 128. 29 Зиновьев Г. Беспартийный или коммунист? Речь на собрании за Московской заставой в театре Речкина, с приложением статьи «Вступайте в партию!». Пг., 1919. С. 5. 30 Статистический сборник по Петрограду и Петроградской губернии. Пг., 1922. С. 22; История рабочих Ленинграда. Л., 1972. Т. 2. 1917-1965. С. 90, 147. 31 Национализация промышленности... Т.2. С. 137-138. 32ЦГАИПД СПб. Ф. 457, on. 1, д. 36, л. 35-36. 33Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России... С. 155-156. 34 Яров С. В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградца. СПб., 1999. С. 52. 35Зиновъев Г. Е. Соч. М.; Л., 1929. Т. VI. Партия и профсоюзы. С. 427. 36 Церевнина Л. И. Рабочие Ленинграда в период восстановления народного хозяйства 1921-1925 гг. Численность, состав и материальное положение. Л., 1981. С. 33-35, 39. 37 Известия ЦК КПСС. 1991. № 7. С. 213-214. 38 Вопросы истории. 1994. № 6. С. 27. 39Богомил 77. Письмо из России. Дело «Боевой организации» и петроградская группа социалистов//Центральный архив ФСБ. Дело ПФ-6595, л. 104 (копия документа любезно предоставлена профессором А.Л.Литви-ным). Цедербаум Федор Исаевич (псевдонимы П. Дневницкий, Павел Николаевич Богомил) (1883-1937), двоюродный брат Ю.О.Мартова, меньшевик с 1904 г., многолетний секретарь Г.В.Плеханова в эмиграции. С 1917 г. в России под именем П.Н.Богомил, член ПК плехановской группы «Единство», затем с конца 1918 г. в правой Петроградской группе социал-демократов, которые были противниками сотрудничества с большевиками, участник рабочего движения. В 1921 г. вел переговоры с В.Н.Таганцевым, но потом от него отмежевывался. В 1927 г. заключен в концлагерь на 10 лет, 26 августа 1937 г. расстрелян (Меньшевики в Советской России. С. 224). Об отношении социалистических партий и групп и организации Таган-цева к лозунгу Учредительного собрания и предпочтении использования демократически избранных Советов см.: Черняев В. Ю. Учредительное собрание или власть Советов? Неизвестный эпизод «дела Таганцева»//Историк и революция. Сб. статей к 70-летию со дня рождения О.Н.Знаменского. СПб., 1999. С. 215-223. 40 Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М., 1921. С. 224-225. 41 Шкаратан О. И. Проблемы социальной структуры... С. 240. 42 Зиновьев Г. На пороге новой эпохи. Коммунисты и беспартийные. Пг., 1921. С. 7-8. 43 Харитонов М. Чистка Петроградской организации в свете цифр// Сборник материалов Петроградского комитета РКП. Пг., 1921. Вып. 3. С. 25. (ОМ. М. Харитонове см. док. 61, коммент. 7). В ходе партчистки августа - декабря 1921 г. из РКП(б) вышли или были исключены 885 рабочих. В результате из 20168 питерских членов РКП(б) только 2756 являлись «рабочими от станка». 44 Известия ЦК КПСС. 1990. № 2. С. 436. 45 Из истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. 1917-1921 гг. Сборник документов. М., 1958. С. 436. 46 Знамя. 1990. № 3. С. 121. Мясников Гавриил Ильич (псевд. Ганъка) (1889-1945), рабочий-большевик с 1906 г., политкаторжанин. В 1917-1918 гг. вожак большевиков Мотовилихи, в 1920 г. председатель Пермского губкома РКП(б). За идейные расхождения с Лениным смещен, в феврале 1922 г. исключен из партии, в 1923 г. выслан в Берлин, но нелегально вернулся, заключен в тюрьму, затем сослан в Ереван, откуда в ноябре 1928 г. бежал через Иран во Францию. Во время гитлеровской оккупации сидел в концлагере. В 1945 г. с разрешения советского правительства вернулся в Москву и был расстрелян (о нем см.: Мясников Г. Философия убийства, или почему и как я убил Михаила Романова//Минувшее. М.; СПб., 1995. Кн. 18. С. 7-191). 47 Рыков А. И. Избр. произведения. С. 202. 48Церевнина Л. Я. Рабочие Ленинграда... С. 34, 44. 49Там же. С. 34-35; XV лет диктатуры пролетариата. Л., 1932. С. 36. Шкаратан О. И. Изменение в социальном составе фабрично-заводских рабочих Ленинграда (1917-1928 гг.)//История СССР. 1959. № 5. С. 33; Ленинградские рабочие в борьбе за социализм: 1926-1937 гг. Л., 1965. С. 20-21. 50 Секушин В. И. Отторжение. НЭП и командно-административная система. Л., 1990. С. 21, 24-25, 39. 51 Томский М. П. Итоги проведения новой союзной политики... С. 105-106. 52Трудовые конфликты в Советской России... С. 88-89. 53 Профессиональные союзы СССР. 1922-1924 гг. Отчет ВЦСПС к VI съезду профессиональных союзов. М., 1924. С. 229-231. 54 Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР. Генеральный комиссар госбезопасности. Сборник документов. Казань, 1997. С. 283-285. 55 Мэтьюз М. Ограничения свободы проживания и передвижения в России (до 1932 г.)//Вопросы истории. 1994. № 4. С. 31, 33. 56Кун М. Бухарин: его друзья и враги. М., 1992. С. 172. 57 Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. М., 1996. С. 314-315, 318. 58Бухарин Н. И. Избр. произведения. М., 1988. С. 272. 59 Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. М., 1990. Т. 4. С. 256, 271. 60Весь Ленинград на 1929 г. Л., 1929. С. 2; Киров С. М. Статьи, речи, документы. Л., 1936. Т. 3. 1925-1927. С. 256-257; Дзенискевич А. Р. Изменения в составе промышленных рабочих Ленинграда в годы индустриализации (1926-1932 гг.)//Рабочие Ленинграда в борьбе за победу социализма. М.; Л., 1963. С. 170; Ленинградские рабочие в борьбе за социализм... С. 30-31. в1Секушин В. И. Отторжение... С. 40. 62 Красная газета. 1928. 28 июня, вечерний выпуск; Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М., 1997. С. 65-66, 70, 77. 63 ЦГАИПД СПб. Ф. 2, on. 1, д. 274, л. 32. 64Трудовые конфликты в Советской России... С. 246. 65 ЦГАИПД СПб. Ф. 5, on. 1, д. 321, л. 87. 66 Ленинградские рабочие в борьбе за социализм. С. 38. О Г.Д.Вейнбер-ге см. док. 102, коммент. 1. LABOR ACTIVISM IN PITER, 1918-1929: TOWARD A NEW UNDERSTANDING OF THE «PROLETARIAN DICTATORSHIP» William G. Rosenberg The publication of this extraordinary volume of archival documents is an historical milestone. It reflects the first systematic efforts of conscientious archivists and historians to search the archival records for tangible evidence of a phenomenon generally known to have occurred in the period 1918-1929 in Petrograd, but which has long been distorted or obscured in the available record: the extent, nature, and content of anti-Bolshevik attitudes and protests on the part of Petrograd industrial workers. In Soviet scholarship, any acknowledgment of labor protest was invariably set in terms of counter-revolutionary activism on the part of Mensheviks, SRs, or Trotskyites, or defined as part of an on-going «class struggle* against the remnants of old regimes.1 Leading authorities of the Soviet labor movement like E.G.Gimpel'son and D.A.Baevskii ignored entirely the outbreaks of strikes and demonstrations that gripped Petrograd for much of the spring of 1918 and late winter of 1920-21, or regarded work stoppages and proguly as evidence of the low level of labor discipline among unconscious and unskilled workers who had been «the day before peasants or petty bourgeois urban elements».2 Western authors, taking their lead from newspapers accounts and informative emigre, memoirs and materials like Fedor Dan's «Два года скитаний», could demonstrate the existence of widespread labor unrest but lacked the archival evidence needed for its careful analysis.3 The most successful accounts have dealt only with the early months of the Soviet period when newspaper testimony was still relatively comprehensive.4 Recent studies have pushed the chronology forward, but have still lacked a strong evidentiary base.5 And despite several good volumes on Moscow and Don workers and industrial labor generally during NEP and the first five year plan, no arhival work whatsoever was possible until very recently on any kind of industrial labor protest in the 1918-1929 period.6 As a consequence, major issues affecting our understanding of early Soviet history have not been systematically addressed. At the broadest level, these involve such central questions as the nature of the relationship between the Bolshevik party itself with Russia's industrial workforce, it's putative «social base»; the effect of this relationship on the regime's own sense of confidence and purpose; the degree of repression within the factory, as well as the more subtle forms of social control that developed as their complement; the level of strike and protest activity these controls engendered; the complex patterns of passive labor resistance that developed 30 when strikes, demonstrations, and other overt kinds of protest proved impossible; issues concerning worker «mentality* and culture, and especially, the ways in which workers thought about themselves and their leaders in this period; and finally, the degree to which labor protest itself, in both active and passive forms, can be considered an agent of social and political change in this period. At a more specific level, there is the question of the impact on subsequent Soviet history of various specific historical events: the organization of the so-called «Собрание уполномоченных фабрик и заводов г. Петрограда»; the «волынки» movement in early 1921; efforts to organize an independent «Рабочая группа» in 1923; and especially the resistance among industrial workers to the tenets and ambitions of the First Five Year Plan. The present volume of documents has been assembled not in order to solve these questions or problems, but to allow them to be conceptualized more clearly. It is offered with the hope that the documents themselves will help refocus the attention of historians and serve as a stimulus to new and interesting research. The question of the Bolshevik party's relationship to Russia's industrial work force became a pressing question immediately after the October revolution. Rapidly deteriorating economic conditions, especially in Moscow and Petrograd, quickly dashed whatever hope and optimism the October revolution may have created. The spontaneous demobilization of the old army compounded the deprivation and social dislocation, especially for many women workers; and the winter and early spring of 1918 bordered on the catastrophic for many in St.Petersburg as factories were forced to shut down, workers went without wages, and women and families especially found themselves without social supports.7 The view of the Putilov workers, expressed in a report to a general meeting of workers and employees at the Nevskii Mechanical Shoe Factory on 14 March 1918, that the Bolshevik regime was а «фиктивная власть избрана штыками и погибнет от штыков» (Document 10), reflected not simply the extent of lost faith among many Petrograd workers, but a fundamental problem of Bolshevik legitimacy and authority. For many, the use of bayonets to bring the Bolsheviks to power was acceptable only insofar as - постольку поскольку (to paraphrase the Petrograd Soviet's famous slogan in 1917) - Bolshevik rule proved capable of solving the Russia's urgent social and economic crisis. What may have been most important over the long run about the displays of hostility on the part of industrial workers to those in power in the spring of 1918 was the challenge they represented to the regime's own sense of security: it was one thing to struggle against those regarded as class enemies or who armed themselves for civil war, quite another matter to be challenged by industrial workers represented as the social core of the new Soviet order. The formation of the White armies in the spring of 1918, the open break of the Left SRs after Brest-Litovsk, and even the emergence of Bukharin's militant Left Communist faction within the party itself were undoubtedly easier for Bolshevik leaders to contend with than the growing rebelliousness of Petrograd workers, especially after this re belliousness crystallized in the «Собрание уполномоченных фабрик и заводов г. Петрограда*. As Documents 6-14, and especially 19-24 and 28-35 evidence so clearly, the Sobranie reflected an extraordinary degree of anti-Bolshevik feeling among Petrograd industrial workers, however much its leadership was closely tied to Mensheviks and Left SRs. The very effort to convene an independent All-Russian Workers' Congress (Всероссийский рабочий съезд) in July 1918 (Documents 30, 31) was a powerful challenge not to the Bolsheviks' hold on power, which an ample supply of bayonets continued to protect, but to it's legitimacy, moral authority, and sense of purpose. As Molotov's remarks to the Petrograd Soviet in August 1918 testify (Document 57), the factory itself was an institution of enormous symbolic and emotive importance to the party. Its behavior in every respect was an implicit test of the regime's own authority and authenticity. One of the most interesting discoveries after the recent opening of the archives was the extent to which the party began after this early wave of worker opposition to try and chart the shifts in «mood* (настроение) in the factories, and adjust agitation work as well as policy, accordingly. Whether or not they were accurately recorded by police informers and factory authorities, it is clear that the regime believed Petrograd industrial workers remained continually discontented with wage and ration policies, were broadly sympathetic to the Kronstadt rebellion in 1921 for these reasons, and continued to regard the regime as an antagonistic « manager* throughout the 1920s. In sifting through these reports, party officials also clearly had to distinguish between «legitimate* complaints and protests, that is those clearly related to such problems as late wages or reduced rations, and «illegitimate* complaints which touched directly on the party's «right to rule.* «Тор secret* (Совершенно секретно) documents throughout the 1920s reflected both the regime's continual attention to this problem, and its difficult in finding effective resolutions (see esp., e.g., Documents 132,153). ^Decisive struggle* was often called for, along with ^prompt reactions* to all manifestions of discontent (Documents 142, 143). But the documents also suggest how difficult it actually was to determine what actually constituted the «effective measures* necessary to rebuild worker confidence in the regime, and why, therefore, that issue became one of the principal sources for continuous and increasingly bitter inner-party conflict during NEP. The fundamental insecurity in the regime's relations with Petersburg workers - still regarded in ideological as well as practical terms as its fundamental social base - seems to have been every bit as problematic on the eve of collectivization and the first Five Year plan as it was in 1918. The documents below give ample testimony to the various kinds of protest used by Petersburg workers between 1918 and 1928 as well as the range of repressive measures deployed by the regime. The most obvious protests, of course, were overt strikes and demonstrations, but the materials here suggest that in comparison especially with 1917 and the prerevolu tionary period these were relatively rare (see especially Documents 130, 131).8 This was partly because such overt actions were invariably met with overwhelming force and massive arrests, but also because in continual conditions of economic scarcity and deprivation, workers were at enormous personal risk if they took actions which put their own meager wages and jobs in danger. In addition to arresting suspected ringleaders, the regime commonly shut factories down completely in cases of full scale strikes, and employing procedures similar to those used by the tsarist regime, rehired only those workers who could pass informal «loyalty* tests, often at lower wages (Document 69). Far more frequent patterns of resistance, and one of the most fascinating revelations of these documents, were the much safer tactics of slowdown known as volynki and italianki, and the passive aggression of accidents, theft, embezzlement, and accusations of wrong-doing directed toward foremen, factory committees, and various local authorities, especially those responsible for assuring an adequate supply of raw materials and the prompt payment of wages (Documents 46, 49, 60, 104, 127, 129, 132 and others). As the American sociologist James Scott has demonstrated so convincingly, if one pays careful attention to such issues as work practices («laziness», lack of attention), forms of speech and address, tone of voice, even manners (rudeness) and affects of personality like brusqueness or seeming indifference, one can begin to discern what Scott has called the concealed or «hidden* transcripts of popular resistance. These can become pervasive and consequential forms of indirect protest, powerful in part because they are so difficult for even the most authoritarian regimes to repress. A systematic indifference to work can have as great an effect on productivity over time as deliberate slowdowns; and surly attitudes on the part of workers to foremen and managers can create a constant tension below the surface of otherwise «normal* factory relations.9 The documents below give ample testimony of such «hidden transcripts* of resistance throughout the 1918-1929 period, and suggest a field of enquiry very much deserving of further research. The «art» of the slowdown, for example, was to create just enough concern on the part of the authorities to prompt them to address the problem at hand without crossing the line into identifiable malfeasance. «Волынки, хищение», even theft and wastefulness {брак) also became well honed «weapons of the weak* in this period (Documents 127, 129, 132). So was the identification of «ene-mies* within the factory committee structure as ostensibly responsible for particular difficulties, a tactic which clearly fed into the party's own insecurity about these matters and thus in itself created further local disruptions (Document 129). Document 155, the last in collection, reports that workers refused to participate in work without pay on «Collectivization Day*, just as many refused to participate in «Субботники» during the 1918-21 period. And in Document 75 we find an interesting discussion of «impudence*, and how it was a symptom for developing gray and black market behaviors. Although there are virtually no overt political protests |
Похожие:
 | Herald of the mechnikov saint-petersburg state medical academy (profilactical and clinical medicine) «The Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy of the Federal Agency for Public Health and Social Development of the Russian... | | Herald of the mechnikov saint-petersburg state medical academy (profilactical and clinical medicine) «The Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy of the Federal Agency for Public Health and Social Development of the Russian... |
| Herald of the Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy (profilactical and clinical medicine) «Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy of the Federal Agency for Public Health and Social Development of the Russian Federation»,... | | Herald of the Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy profilactical and clinical medicine «Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy of the Federal Agency for Public Health and Social Development of the Russian Federation»,... |
| Herald of the Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy (profilactical and clinical medicine) «Mechnikov Saint-Petersburg State Medical Academy of the Federal Agency for Public Health and Social Development of the Russian Federation»,... | | The ministry of public health and social development of the russian federation «Articom plus» Ltd. Printed in the «Printing house ”Beresta”» Ltd., Saint-Petersburg, Kolya Tomchak str., 28 |
| Maria rubins, russian department publications since 1993 Пластическая радость красоты”: Экфрaсис в творчестве aкмеистов и европейскaя трaдиция [“The Plastic Joy of Beauty”: Ecphrasis in... | | Опыт актуалистической реконструкции становления фаун и сообществ прямокрылых (Ort h optera) внетропической Азии Сибирского отделения ран, 630091; Новосибирск, Россия (Novosibirsk State University, Department of General Biology and Ecology, 630090... |
| Все права на исходные материалы на английском языке принадлежат The Poynter Institute, 801 Third Street South, St. Petersburg, fl 33701. Contact: Билл Митчел Все права на исходные материалы на английском языке принадлежат The Poynter Institute, 801 Third Street South, St. Petersburg, fl... | | St. Petersburg/Gibbs Campus |